Современная Беларусь: поэтическое измерение. Беседа с У. Вериной (май 2012).

(качество аудиозаписи оказалось невысоким, потому предлагаем только текстовый вариант)


ЮП: Здравствуйте! С вами очередной выпуск аудиоблога «Изумрудный проспект». Сегодня веду его я, Юлия Подлубнова. Я одна, Константина Комарова с нами нет, и я объясню – почему. Записываем мы эту передачу в Минске. Тема выпуска звучит следующим образом: «Современная Беларусь: поэтическое измерение». Я нахожусь в гостях у Ульяны Вериной, она кандидат филологических наук, доцент, специалист в области в том числе и современной поэзии. И сегодня мы как раз будем говорить именно о современной поэзии. Ульяна, во-первых, здравствуй!

УВ: Здравствуй!

ЮП: Во-вторых, охарактеризуй состояние современной белорусской поэзии. Расцвет или упадок? В каком направлении она развивается?

УВ: С удовольствием расскажу. В последние годы, белорусская поэзия переживает заметный, ощутимый подъем. Он, может быть, не такой мощный, как в русской или украинской поэзии, но появилось очень много молодых поэтов, которые все более уверенно заявляют о себе и являются действительно достойными.

ЮП: На русском языке пишут или на белорусском?

УВ: Пишут у нас и по-русски, и по-белорусски. Но этот подъем, о котором мы говорим, ощутим только в белорусскоязычной поэзии. Русскоязычная поэзия в Беларуси остается очень традиционной. У нас, конечно, очень мало журналов, которые печатают русскоязычную поэзию, и в этих немногочисленных журналах многое зависит от вкуса главного редактора.

ЮП: А что за журналы?

УВ: «Нёман» издается еще с советских времен, редактор отдела поэзии сейчас Юрий Сапожков. Журнал «Немига». Главный редактор – поэт Анатолий Аврутин. Вот вокруг них, в основном, группируются русскоязычные поэты традиционного направления. Это все далеко от уровня и значимости белорусскоязычных поэтов.

ЮП: Какой-то центр есть в белорусскоязычной поэзии?

УВ: Белорусский ПЕН-центр, который возглавляет Андрей Ходанович, прекрасный переводчик, поэт, филолог. Мария Мартысевич, переводчица, поэтесса, прозаик, энергичный человек, великолепный организатор, помогает ему. Они очень много делают для того, чтобы белорусские молодые поэты печатались, чтобы появлялись литературные премии. За пределами Минска крупный центр, наверное, Могилев. Там в университете изучают современную русскоязычную поэзию Беларуси. И там появился такой интереснейший поэт, как Дмитрий Дмитриев. Он стал победителем конкурса для молодых литераторов, проведенного ПЕН-Центром в 2003 году. Его стихи вошли в сборник конкурса, «12 плюс 1», по-моему, назывался, потому что там было 12 белорусскоязычных поэтов и один был Дмитрий Дмитриев. Он очень близок к авангарду, экспериментирует с визуальным рядом. В любом случае, он сейчас пишет по-белорусски, и, я думаю, будет продолжать.

ЮП: Минск и Могилев – основные центры?

УВ: В Гомеле тоже есть жизнь. Правда, гомельских поэтов я не знаю, но знаю, что они есть, и вообще там идет бурная культурная жизнь. В Гомеле довольно сильные традиции, там в свое время было много талантливых художников. Это должно сказаться на современном состоянии культуры. Не может не сказаться.

ЮП: Ульяна, а что ты скажешь о соотношении традиционного и, как ты говоришь, авангардного в современной поэзии Беларуси?

УВ: Соотношение, наверное, такое же, как и в России, и как везде. Конечно, традиционного больше, авангардного меньше. Но если говорить с какой-то филологической колокольни, то в рамках традиционной поэтики какие-то новаторские поиски ведутся значительно больше на белорусском языке. Поскольку сложилась такая ситуация, что белорусскоязычная молодая литература имеет маргинальный статус. Она предоставляет больше внутренней свободы. Кроме того, писать по-белорусски, значит, писать, не оглядываясь на традицию, которая в русской поэзии очень мощная, а в белорусской – неразвитая. Поэтому возможностей быть новатором больше и можно не бояться быть неоригинальным. Еще у нас особая языковая ситуация. Если по Минску пройти, то можно заметить, что у нас подавляющее большинство говорит по-русски. Сельское население преимущественно русскоговорящее. У нас по-белорусски говорит небольшая часть, при этом при опросах даже те, кто говорит по-русски, белорусский язык называют родным. Парадокс.

ЮП: Есть проблемы с сохранением национального языка, национальной культуры…

УВ: Конечно. А литература, поэзия – это, прежде всего, язык. Развитие белорусскоязычной поэзии в этом смысле происходит в странных условиях. Русский язык, на котором говорят у нас, это не язык россиян. Поэтому даже русскоязычная поэзия в Беларуси, безусловно, отличается от русской российской поэзии. Кроме того, что там образы разные, национальный колорит, все равно это не русская поэзия.

ЮП: Если говорить о национальных образах, то какие сейчас востребованы молодежью?

УВ:  Мне кажется, что молодая поэзия как раз стремится уйти от белорусских традиционных образов, но при этом сохраняет какой-то общий дух. Традиционная белорусская литература уж очень традиционна. Это пейзажная лирика, в основном, это была литература деревенская, не городская. Городская появилась сравнительно недавно. Максим Богданович был первым в этой тематике. Традиция была подхвачена уже во второй половине ХХ века. Молодые белорусские поэты хотят говорить и о национальном, и об общечеловеческом по-белорусски и разрушить стереотипы.

ЮП: Может быть, приведем примеры?

УВ:  С удовольствием. Из Марии Мартысевич фрагмент:

А яшчэ – нельга зьвезьці з сабой краіну (азёры, рэкі),
нельга выгадаваць пад пахаю, нібы цмока.
Так габрэі раздорвалі хатнія бібліятэкі,
каб у тых, хто застаўся, расплюшчылася трэцяе вока.

У гэтым цымус жыцьця пад сузор’ем сахі й касы –
ты ня пэўны ні ў чым і адно толькі ведаеш пэўна:
нельга зьвезьці з сабой краіну (палі, лясы)
кантрабандай памерам зь яйка чорнага пеўня.

Это фрагмент стихотворения, которое завершает книгу прозаических и стихотворных эссе Марии «Драконы летят на нерест» 2008 года. Я прочла только первые две строфы, но вполне ясно, что «реки и озера» – это те самые традиционные символы, «соха и коса» – традиционная образность, о которых ты спрашивала. Вот и ответ. Здесь использованы традиционные образы, но стихотворение звучит совершенно современно. Я бы сказала, что оно опрокидывает традицию. Написано в рамках традиционной поэтики, но совершенно актуально, с особым жестким звучанием, характерным сейчас для восточнославянской поэзии.

ЮП: Как ты считаешь, белорусскоязычная поэзия востребована за пределами республики?

УВ:  О ее востребованности, наверное, говорит то, что нашим поэтам присуждаются премии, выпускаются антологии в Германии, Швеции, Польше, даются гранты. Наши поэты ездят на фестивали, форумы, их знают. Польский культурный центр «Вилла Дециуш» предоставляет поэтам шикарный творческий отпуск в Кракове. Наши поэты часто участвуют и побеждают в украинских конкурсах, на слэмах. Так что, я думаю, интерес есть.

ЮП: А в России?

УВ: Наши поэты участвуют в фестивалях, которых у вас так много, но как-то очень скромно. Я знаю, что к вам в Екатеринбург на "ЛитератуРРентген" приезжали наши Виталий Рыжков и Андрей Адамович, яркие белорусские поэты. Это значит, все-таки есть интерес, раз их приглашают.

ЮП: Ну а ваши русскоязычные поэты?

УВ: Я уже говорила, что поколение русскоязычных поэтов в Беларуси я не оцениваю как такое значительное явление, чтобы были там какие-либо прорывы, я этого не вижу. Хотя, может быть, есть какой-то интерес и к этим поэтам. Дмитрий Строцев часто издается в России, в журнале «Воздух», в издательстве «НЛО» не так давно вышла его книга «Газета». Вместе с Еленой Фроловой выпустил несколько дисков.

ЮП: А о чем они вообще пишут?

УВ: Традиционные поэты? О любви, о Родине, много стихов патриотической направленности. Значительная доля перекличек с поэзией русской, с поэзией Серебряного века. В стихах Анатолия Аврутина, который много публикуется, очень видна вот эта литературная подкладка. Ни об актуальных культурных проблемах, ни об актуальной образности в поэзии такого  рода говорить не приходится.

ЮП: Ульяна, я знаю, что вы проводили конференцию, посвященную В. Блаженному. Может быть, расскажешь немного об этом.

УВ: Вениамин Блаженный – это как раз очень знаковая фигура для русскоязычной поэзии Беларуси. Но вместе с тем, это был поэт, который не принадлежал ни к чему и никому.  Он жил в своей скорлупе, много лет вообще не выходил на улицу. 

ЮП: В какие годы он жил?

УВ: Он родился в 1921 году и в 1999 умер. Это поэт, который был сам по себе. Оставил огромный архив. Писал стихи без надежды опубликоваться когда-либо, хотя в последние годы держал при себе рукописный сборник в надежде на то, что кто-то придет, появится человек, и сборник будет опубликован. Так оно и случилось. Кроме того, незадолго до смерти поэта, в 1999 году, Сергей Головецкий снял фильм о Блаженном, в котором с поэтом беседовал Юрий Шевчук. Музыкант очень много сделал для минского отшельника, первый сборник был издан благодаря его усилиям. Он относился к Блаженному как к гуру. Когда приезжал в Минск, всегда приходил к поэту. Публикации Блаженного в «Арионе», «Дружбе народов» были единичны в последние годы его жизни. Сборник был важнее. И замечательно, что поэт успел увидеть его при жизни. А вообще, это особый случай, когда поэт пишет без надежды быть опубликованным, исключительно в стол. Конечно, это нельзя назвать ни в коем случае стихами для домашнего пользования. Это особая внутренняя, уединенная жизнь поэта.

Вениамин Блаженный был инвалидом, и жена его была инвалидом. И эти люди на свои скромные деньги покупали книги. У Блаженного была огромная библиотека. Покупал, все, что мог, все, что появлялось из поэзии, русской, в первую очередь. И русскую поэзию он знал великолепно.

ЮП: Юрий Борисович Орлицкий не зря интересуется этой фигурой...

УВ: Да, не зря интересуется. Поэт интереснейший. Мой интерес к Блаженному сложился, когда я прочла его верлибры и стихи последних лет, отобранные Д. Кузьминым для книжки «Моими очами». За Блаженным уже успела закрепиться репутация поэта философско-религиозной направленности. Но в его философско-религиозных стихах я не нашла ничего, что не было бы сказано до него в русской поэзии, и не было бы сказано лучше. Это, конечно, великолепные, глубокие стихи, но очень традиционные. Кирпичики силлабо-тонические. Прочитав стихи последних лет и верлибры, я взглянула на эту поэзию совершенно по-другому, возник интерес, который пока никак не прекращается. Вот его верлибр «Жизнь»:

Отдаешь свои волосы парикмахеру,
Отдаешь глаза - постыдным зрелищам,
Нос - скверным запахам,
Рот - дрянной пище, -
Отдаешь свое детство попечительству идиотов,
Лучшие часы отрочества - грязной казарме школы,
Отдаешь юность - спорам с прорвой микроцефалов,
И любовь - благородную любовь - женщине, мечтающей... о следующем,
Отдаешь свою зрелость службе - этому серому чудовищу
                     с тусклыми глазами и механически закрывающимся ртом -
И гаснут глаза твои,
Седеют волосы,
Изощренный нос принимает форму дремлющего извозчика,
Грубеет рот,
И душу (печальницу-душу) погружаешь в омут будней -
Тьфу ты, черт, я, кажется, отдал всю свою жизнь?!

Дата написания 1944 год. Невозможно себе представить, чтобы в 1940-е годы, в этом засилье тоталитаризма, создавались такие стихи. Это стихотворение по звучанию, интонации – поэзия 1990-х годов.

ЮП: Ты проводила конференцию, расскажи о ней.

УВ: В октябре 2011 года проходила конференция, была посвящена 90-летию Вениамина Блаженного. Организовано всё было исключительно на общественных началах, финансирования не было вообще никакого, поэтому всё было очень скромно, но содержательно. На филологическом факультете удалось найти аудиторию для докладов, для прекрасного творческого чаепития, которое было после чтений. Идею конференции поддержал Дмитрий Строцев. Им была организована творческая часть чтений. Предполагалось присуждение премии за блаженство в поэзии, но, по-моему, ее никому не присудили. Кроме того, на факультете был показан фильм о Блаженном, во Дворце искусств была презентация диска Елены Фроловой с песнями на его стихи. Была и презентация книги верлибров.

ЮП: Какие-то планы есть в отношении продвижения творчества В. Блаженного?

УВ: Надеюсь, в конце июня попаду на фестиваль, который называется «Вернуться в Россию стихами и прозой». Он будет проходить в Польше, в Слупске. Фестиваль посвящен творчеству русскоязычных писателей, живущих за пределами России.  В его рамках предполагается научная конференция, где я сделаю доклад о творчестве В. Блаженного и разовью свою идею об уединенной поэтике. Доклад будет называться «Иона во чреве кита: двойная эмиграция Вениамина Блаженного». Хотелось бы также написать книгу и собрать сведения, воспоминания о поэте. Многие люди уходят, и пока живы те, кто помнят его, надо собирать информацию, документы, фотографии. Хотя бы биография поэта должна быть издана.

ЮП: А в рамках самой Беларуси насколько хорошо знают В. Блаженного? Требуются какие-то популяризаторские усилия?

УВ: В России Блаженного знают лучше – там он был открыт, в то время как здесь был никому не нужен. А вообще, поэзия не может быть популяризирована. Кто может быть сейчас популярен? Дмитрий Быков, наверное. Блаженный не может быть популярен, потому что его стихи требуют от читателя определенного уровня и усилий, духовной работы.

ЮП: Ну, возьмем пример Богдановича, которого знают уже все.

УВ: Богдановича знают, но большой вопрос, что знают о нем? Поэт прожил очень мало и написал очень мало, и не все до нас дошло. Его сочинения составляют всего три тома, а исследовано очень мало. И дальнейшему изучению очень мешает особый консерватизм научного сообщества. Такой, видимо, установился в России в отношении Льва Николаевича Толстого: он гений, и никакие научные исследования, не имеющие целью подтвердить эту истину, толстоведами не принимаются. В Беларуси гениев меньше, и те, что есть, абсолютизированы донельзя. Это вредит науке.

ЮП: А в школе не проходят?

УВ: В школе проходят. Но снова в том же духе: в Богдановиче ценится традиционная пейзажность, патриотизм. Конечно, Богданович интересен совсем иным. Такой интерес требует углубления и широкого знания о нем. Такого знания пока нет.

ЮП: Но вернемся к В. Блаженному…

УВ: Да, мы говорили о популяризации его творчества. Я знаю, что сейчас хотят переиздать его сборник, которого нет в продаже уже давно. Назрела необходимость в переиздании.

ЮП: Хорошо было бы, если, например, снимали еще фильмы о В. Блаженном, передачи.

УВ: К юбилею на Белорусском телевидении прошел документальный фильм. Я его, к сожалению, не видела. Хочу встретиться, поговорить со сценаристом фильма, потому что он ведь располагал какой-то информацией, которая может представлять ценность. Пока буквально по крупицам собираю сведения. Информации мало, несмотря на то, что прошло так немного времени со смерти поэта. Но даже взять историю с комиссией по литературному наследию В. Блаженного, и то там больше скандалов, чем реальных действий.

ЮП: Такая комиссия есть?

УВ: Была.

ЮП: И все-таки какая-то работа этой комиссии была предана широкой огласке?

УВ: Поначалу выходили статьи в газетах, и сплошь скандальные. Вся эта история настолько таинственная, потому что многие хотят забыть о том, что было на самом деле. Я пытаюсь найти человека, который сможет рассказать хотя бы часть правды.

ЮП: А архивы разобраны?

УВ: И с архивом В. Блаженного тоже все сложно. Вениамин Блаженный писал таким аккуратным почерком, и он свои стихи дублировал. Они есть во многих архивах, которые он раздавал своим друзьям. Относительно недавно я узнала, что он вел дневник, писал прозу. Тут тоже, конечно, нужно много чего уточнять. Блаженный не оставил наследников. У него был приемный сын, который умер, а своих детей не было. После его смерти разыскали каких-то родственников из России, которые даже знать не знали, что жил такой человек, поэт. Они приехали, тут же продали квартиру, вещи… Судьба его библиотеки неизвестна. Человек, который последним их видел, утверждает, что книги были в стопках, их куда-то увозили. Очень жаль, что не сохранили ничего.

ЮП: Да, печальная история… Ульяна, я вижу, у тебя лежат книжечки. Может быть, ты еще расскажешь о современной поэзии, представишь каких-нибудь поэтов?

УВ: В 1990-е годы у нас было такое литературное объединение, как «Бум-Бам-Лит». Это их сборник «Тазик белорусский». Эпатажное поведение, литературные акции, перфомансы – все черты авангардного направления плюс постмодернистская поэтика. У этого направления была своя собственная философия, что всегда усиливает литературное движение, поскольку философия всегда живет дольше, чем литературные манифесты. Отзвуки этого «тазика» до сих пор еще разносятся. Дмитрий Вишнев, который вышел из  этого направления, какое-то время жил в России и писал по-русски, сейчас снова в Минске и работает в издательстве «Голиафы». Он продолжает эпатажную и вместе с тем романтическую линию в белорусской поэзии, пишет и прозу. А из современных разрушителей я бы назвала такую замечательную фигуру, как Виктор Лупасин, настоящая фамилия которого Иванов. Он провозгласил, что его путь в искусстве –  «лупасинство». Такая фигура просто необходима белорусской поэзии. Это поэт, который разрушает всё, даже какие-то находки авангарда. Пользуется большой популярностью в нашем чрезвычайно традиционном и несвободном обществе. Единственное, что хотелось бы видеть какой-нибудь рост, какие-нибудь изменения. Я очень боюсь, что поэты такого рода, как Лупасин, которые не просто пишут и читают стихи, но выносят себя на публику, могут оказаться подвержены легкому успеху. Если публика аплодирует, принимает с восторгом все, что ты делаешь, это опасно.

Супружеская чета наших поэтов Виктор Жибуль и Вера Бурлак. Они тоже читают вслух, поют. У них есть «Театр усовершенствования драмы». Очень интересный опыт. Они находят какую-нибудь пьесу белорусского драматурга эпохи соцреализма или 1920-х годов и «усовершенствуют» ее. Каждый спектакль, выступление – яркое зрелище.

ЮП: Тоже постмодернизм…

УВ: Да, тот постмодернизм, который от авангарда неотделим, не масскульт. И на последней презентации сборника Веры Бурлак «Дети и привидения» участники театра пропели стихи из него. Публики на этой презентации, к моему удивлению, было очень немного. Но та публика, что была, принимала все с восторгом. Такая литература, такая деятельность, востребованы у нас, потому что в Минске очень мало культурных событий живых, не казенных.

ЮП: Под конец нашей беседы, прочитаешь что-нибудь еще?

УВ: Вот Виталий Рыжков, который был у вас в Екатеринбурге. Для меня этот поэт стал открытием в белорусской поэзии последних лет. И не только для меня. Он получил премию с неоригинальным названием «Дебют» в Минске. Присуждается премия с прошлого года, а названия, видимо, другого не смогли придумать. Небольшое стихотворение на белорусском языке, в сборнике эпиграф из Ходановича.

«Беларусь сямівокая»

колькасьць піва на вечар у гэтым горадзе даўно ня мераюць літрамі
аўтобусы тут бяз шкла каб пасажыры суседніх маглі размаўляць
добра Табе — Ты нарадзіўся пад Сузор’ем Вялікай Літары
кароткачасовы дождж безь перапынку плача як немаўля

хранічнага аптымізму хапае толькі на тое каб напісаць смску
ды трымацца больш?менш вясёлым — хай сабе гэта й вонкава
жыхароў гэтага гораду даўно пужаюць будоўляй АЭСу —
сьмяецца і плача ў сем ручаёў Беларусь сямівокая

тут у горадзе М мне таксама радасна радасна
але лёгка адчуць безь любога сыгналу трывогу
у нас усё добра — мы ў атачэньні патрэбнага радыюсу
у самым сьмярдзючым цэнтры чагосьці жывога

ЮП: Перевода не требуется…

УВ: Есть такая книжка «Двери, закрытые на ключи», к ней прилагается аудиодиск. Думаю, что свои стихи В. Рыжков читает лучше.

ЮП: Хорошо. Но на этом мы вынуждены закончить…

УВ: Спасибо большое за интерес к белорусской поэзии!